Форум » » Советско-германские секретные документы 1939-1941 гг. » Ответить
Советско-германские секретные документы 1939-1941 гг.
Iskander: «К ИСТОРИИ ПУБЛИКАЦИИ СОВЕТСКИХ ТЕКСТОВ СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИХ СЕКРЕТНЫХ ДОКУМЕНТОВ 1939–1941 ГОДОВ» (начало) «К ИСТОРИИ ПУБЛИКАЦИИ СОВЕТСКИХ ТЕКСТОВ СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИХ СЕКРЕТНЫХ ДОКУМЕНТОВ 1939–1941 ГОДОВ» (окончание)
Александр А. Ермаков: ccsr пишет: Если бы был подписан "дополнительный секретный протокол", то нафиг Гальдеру обмениваться мнением по уже решенному вопросу? Эх, горе-вояка. По тому, что есть понятие "оперативная целесообразность".
ccsr: Лангольер пишет: Отрицая письменный протокол по вопросу, который может растянуться в пространстве и времени, вы выставляете договаривающиеся стороны идиотами. Идиоты обычно не понимают, что заключенный договор был инициирован Гитлером, а не Сталиным, и он брал на себя все риски, связанные с предстоящей войной с Польшей. Сталину же в такой ситуации, когда он не собирался нападать на Польшу, диктовать что-то Гитлеру и в голову прийти не могло, а поэтому он и избегал каких-либо обязательств по этому Договору. А уж писать какой-то "дополнительный секретный протокол" никому бы и в голову не пришло - Сталин был не на столько глуп, чтобы не понимать, что у Гитлера мог бы выйти провал, если АиФ серьезно вмешались в ход войны, и военная удача отвернулась бы от немцев, а достоянием мировой общественности стал бы этот "протокол". Вы похоже слишком примитивным хотите Сталина изобразить - а он простачком не был...
ccsr: Александр А. Ермаков пишет: Эх, горе-вояка. По тому, что есть понятие "оперативная целесообразность". Эх, ты горе-трепло - ну какая "оперативная целесообразность" может быть в документах МИДа, если они потом требуют ратификацию на государственном уровне, которая может растянуться во времени? Ты хоть что-нибудь об этом знаешь?
Закорецкий: ccsr пишет: Сталину же в такой ситуации, когда он не собирался нападать на Польшу, диктовать что-то Гитлеру и в голову прийти не могло, а поэтому он и избегал каких-либо обязательств по этому Договору. А уж писать какой-то "дополнительный секретный протокол" никому бы и в голову не пришло - Сталин был не на столько глуп, О, как товарищ врет нагло, не моргнув глазом! Вранье - главный метод профи-истории. Ладно, приведем цитату из неофициальной:... 3 В Нюрнберге Риббентропу был вынесен и приведен в исполнение смертный приговор. Более всего на признании его вины настаивал советский обвинитель Вышинский Андрей Януарьевич. Однако на самом деле Вышинский был главным защитником Риббентропа. Позиция Вышинского, т.е. официальная позиция Советского Союза, сводилась к тому, что Риббентроп ни в чем не виноват, что его надо повесить… Так и случилось. Все обвинения с Риббентропа сняли, и его повесили. Формально он был признан виновным в том, что прямо и непосредственно участвовал в развязывании агрессивной войны. И никто не спросил: какой войны? Второй мировой? Да ничего подобного: Риббентроп всего лишь подписал в Кремле пакт о ненападении между Германией и Советским Союзом. Но, возражают, пакт этот предусматривал раздел Польши. В результате этого раздела и разразилась Вторая мировая война! Правильно. Но ведь не один же Риббентроп пакт подписывал. Сначала подписал товарищ Молотов, затем — герр Риббентроп. А потом в сентябре на карте раздела Польши товарищ Сталин на радостях чиркнул подпись в 58 сантиметров. Если Риббентроп подписал пакт, официально — о ненападении, а фактически — о разделе Польши, то его, конечно, надо было осудить на смерть. Но тогда и товарища Молотова следовало бы на веревочке прицепить рядом. А между ними, справедливости ради, товарища Сталина. Пакт в Кремле подписывали. А кто хозяин Кремля? Не Риббентроп же. Так вот, чтобы не попасть в компанию Риббентропа, ни Сталин, ни Молотов, ни Вышинский, ни сговорчивые западные союзники Риббентропу обвинений в подписании Московского пакта не предъявили. Так что к разделу Польши и всему, что за этим последовало, Риббентроп официально не причастен. Мы с вами сейчас знаем, что пакт Молотова-Риббентропа имел две стороны: – открытый для всех невинный пакт о ненападении; – секретные дополнительные протоколы о разделе Европы Советский Союз категорически отрицал тайный сговор с Гитлером: не было сговора! Не было дополнительных протоколов! Об этом заявляли все — от Молотова до Горбачева включительно. После крушения коммунизма на короткое время официальная кремлевская пропаганда признала, что сговор был. Но вскоре все вернулось на круги своя: «23 августа 1939 года с Германией был подписан Пакт о ненападении — такой же, как имели с ней Польша, Дания и ряд других стран» («Красная звезда», 21-27 марта 2007г.). Именно такой же позиции придерживался и Андрей Ягуарьевич Вышинский: то был самый что ни на есть обыкновенный пакт о ненападении! Европу мы с Гитлером не делили. Никаких тайных договоренностей не было. Согласимся с товарищем Вышинским и «Красной звездой», но тогда требуются объяснения: в чем же вина Риббентропа? 4 А в чем вина Риббентропа перед Великобританией и Францией? Им Риббентроп войну не объявлял. Перед Лондоном и Парижем чист. Все обстояло как раз наоборот: Великобритания и Франция объявили войну Германии. Если объявление войны — преступление, то в петлях Нюрнберга должны были качаться французские и британские лидеры. Тогда говорят, что в 1941 году Риббентроп от имени германского правительства объявил войну Советскому Союзу. Вот в этом-то и заключалась его вина. Вот за это его следовало подвергнуть позорной и мучительной смерти! Так-то оно так. Да только никто Риббентропу в Нюрнберге и такого обвинения не предъявил. Наоборот, товарищ Вышинский с упоением врал, что война не была объявлена. Проще говоря, он и тут выгораживал Риббентропа. Вот вам гримасы нюрнбергского «правосудия». Генерал-майор, а впоследствии генерал-фельдмаршал Паулюс лично готовил план нападения на Советский Союз. Об этом было известно. Этого никто не скрывал. Это явная и неоспоримая вина. Свою петлю Паулюс честно заслужил. Советские прокуроры выдвинули еще и выдуманное обвинение: якобы в соответствии с планами Паулюса в нарушение всех международных норм, правил и обычаев нападение на Советский Союз было совершено без объявления войны. За такие вещи главного планировщика и подавно надо было приговорить к высшей мере наказания. Но Паулюса даже не судили. А имперский министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп от имени германского правительства объявил войну Советскому Союзу. Но советская сторона это всячески отрицала. Война, по советской версии, не была объявлена. Выходило, что Риббентроп и его министерство вообще никакого, даже формального, отношения к нападению не имели. Но Риббентропа по настоянию советских прокуроров повесили. Так где же железная сталинская логика? 5 Не волнуйтесь. Логика Сталина не подвела и в Нюрнберге: если предъявить Риббентропу обвинение в объявлении войны Советскому Союзу, тогда пришлось бы представить меморандум германского правительства, который Риббентроп вручил Деканозову в 4.00 22 июня 1941 года. И встал бы вопрос о том, правда содержится в меморандуме или клевета. Советскому правительству отвечать на такие вопросы очень не хотелось. Потому Риббентропу в принципе никаких обвинений так и не предъявили и меморандум германского правительства суду не показали. Вместо этого советские обвинители пошли на обман суда, заявив, что Германия напала без объявления. Если бы «международный трибунал» искал настоящих виновников, то следовало привлекать к суду генералов, а Риббентропа оправдать за отсутствием состава… Но Сталин затевал комедию в Нюрнберге не ради поиска и наказания виновников, так как главными виновниками Второй мировой войны были он сам и созданная Лениным система самоуничтожения страны, ее народа и всего мира. 6 О том, что в Нюрнберге не все было чисто, вынужден признать даже центральный орган Министерства обороны России: «На Нюрнбергском процессе наша делегация заключила с американской, английской и французской делегациями джентльменское соглашение: они не вспоминают о пакте 1939 года, мы — про „Мюнхенский сговор“» («Красная звезда», 21-27 марта 2007г.). И это правосудие? Если судьи сами участвовали в преступлениях обвиняемых? Если между судьями сговор? Если между судьями сговор о том, чтобы не вспоминать о своем участии в тех самых преступлениях, за которые они своих же вчерашних корешей и подельников собираются приговаривать к смерти! Так и это не все. .... Глава 25 Почему прокурор Вышинский защищал Риббентропа на нюрнбергском процессе?
Александр А. Ермаков: ccsr пишет: Если бы был подписан "дополнительный секретный протокол", то нафиг Гальдеру обмениваться мнением по уже решенному вопросу? Он был обязан исполнять решение - это закон для него. Ты бы хоть мозги иногда включал, Закорецкий... Мозги следует включать и СССР-у. И учить матчасть: Берлин, 15 сентября 1939 -- 20 час. 20 мин. Получена в Москве 16 сентября 1939 -- 7 час. 15 мин. Срочно! Телеграмма No 360 от 15 сентября Совершенно секретно! Лично послу. Я прошу Вас немедленно передать господину Молотову следующее: Уничтожение польской армии, как это следует из обзора военного положения от 14 сентября, который уже был Вам передан, быстро завершается. Мы рассчитываем занять Варшаву в течение ближайших нескол ких дней. Мы уже заявили советскому правительству, что мы считаем себя связанными разграниченными сферами интересов, согласованными в Москве и стоящими обособленно от чисто военных мероприятий, что конечно же также распространяется и на будущее. Москва, 18 сентября 1939 -- 15 час. 39 мин. Получена 18 сентября 1939 -- 17 час. 45 мин. Телеграмма No 385 от 18 сентября Срочно! Совершенно секретно! В ходе беседы, которая состоялась у меня этим вечером со Сталиным, о посылке советской комиссии в Белосток, а также о публикации совместного коммюнике Сталин заявил как-то неожиданно, что у советской стороны есть определенные сомнения относительно того, будет ли германское верховное командование придерживаться московского соглашения в соответствующее время и вернется ли на линию, которая была определена в Москве (Писса -- Нарев -- Висла -- Сан). В своем ответе я подчеркнул, что Германия конечно же твердо намерена точно выполнять условия московских соглашений, и я сослался на второй пункт моего сообщения, сделанного Молотову 16 сентября в связи с инструкциями имперского министра иностранных дел (см. телеграмму No 360 от 15 сентября). Я заявил, что верховному командованию было бы удобно отойти к намеченной линии, поскольку в этом случае могут быть высвобождены войска для западного фронта. Сталин ответил, что он не сомневается в добрых намерениях германского правительства. Его беспокойство было основано на том хорошо известном факте, что все военные ненавидят возвращать захваченные территории. В этот момент германский военный атташе здесь, генерал-лейтенант Кестринг, вставил, что германские вооруженные силы будут делать только то, что приказывает фюрер. Учитывая хорошо известную недоверчивость Сталина, я был бы благодарен, если бы меня уполномочили сделать дополнительное заявление такого характера, которое рассеяло бы его последние сомнения. Шуленбург А относительно переговоров, которые так СССР-а удивляют, так может его и таблица умножения удивлять. Это не проблемы арифметики, а проблемы неуча: 61. СЕКРЕТНЫЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ Нижеподписавшиеся полномочные представители заявляют о соглашении Правительства Германии и Правительства СССР в следующем: Секретный дополнительный протокол, подписанный 23 августа 1939 года, должен быть исправлен в пункте I, отражая тот факт, что территория Литовского государства отошла в сферу интересов СССР, в то время, когда, с другой стороны, Люблинское воеводство и часть Варшавского воеводства отошли в сферу интересов Германии (см. карту, приложенную к договору о дружбе и границе, подписанному сегодня). Как только Правительство СССР примет специальные меры на литовской территории для защиты своих интересов, настоящая германо-литовская граница, с целью установления естественного и простого пограничного описания, должна быть исправлена таким образом, чтобы литовская территория, расположенная к юго-западу от линии, обозначенной на приложенной карте, отошла к Германии. ……………. Москва, 28 сентября 1939 г. За Правительство По уполномочию Германии Правительства СССР И. Риббентроп В. Молотов Вот и всех загадок. Просто переделили территории и все. Это все из: Оглашению подлежит: СССР-Германия 1939-1941 (Документы и материалы)
Закорецкий: ccsr пишет: Сталину же в такой ситуации, когда он не собирался нападать на Польшу, диктовать что-то Гитлеру и в голову прийти не могло, а поэтому он и избегал каких-либо обязательств по этому Договору. А уж писать какой-то "дополнительный секретный протокол" никому бы и в голову не пришло - Сталин был не на столько глуп, чтобы не понимать, Я забыл, оказывается, есть мемуары Риббентропа, которые он написал в Нюрнберге: Иоахим фон Риббентроп. Между Лондоном и Москвой. Воспоминания и последние записи (Перевод с немецкого) Москва, "Мысль", 1996 ========== МОСКВА .... /134/ * * * В самолете я прежде всего вместе с [юридическим советником] Гаусом набросал проект предусмотренного пакта о ненападении. Во время обсуждения в Кремле это оказалось полезным, поскольку русские никакого текста его заранее не подготовили. Со смешанным чувством ступил я в первый раз на московскую землю. Многие годы мы враждебно противостояли Советскому Союзу и вели друг с другом крайне острую мировоззренческую борьбу. Никто из нас никаких надежных знаний о Советском Союзе и его руководящих лицах не имел. Дипломатические сообщения из Москвы были бесцветны. А Сталин в особенности казался нам своего рода мистической личностью. Я хорошо осознавал особую ответственность за возложенную на меня миссию, тем более что это я сам предложил фюреру предпринять попытку договориться со Сталиным. Возможен ли вообще длительный компромисс взаимных интересов? В то же самое время английская и французская военные миссии еще вели в Москве переговоры с Кремлем о предполагаемом военном пакте. Я должен сделать все от меня зависящее, чтобы договориться с Россией. Вот какие мысли руководили мной, когда наш самолет приближался к Москве (1). 23 августа во второй половине дня, между 4 и 5 часами, мы в самолете фюрера прибыли в московский аэропорт, над которым рядом с флагом Советского Союза развевался флаг рейха. Мы были встречены нашим послом графом фон дер Шуленбургом и русским послом (в действительности первым заместителем наркома иностранных дел СССР.— Перев.) Потемкиным. Обойдя строй почетного караула советских военно-воздушных сил, который произвел на нас хорошее впечатление своим внешним видом и выправкой, мы в сопровождении русского полковника направились в здание бывшего австрийского посольства, в котором я жил в течение всего пребывания в Москве. Сначала у меня состоялась в германском посольстве беседа с нашим послом графом Шуленбургом. Туда мне сообщили, что сегодня в 6 часов меня ожидают в Кремле. Кто именно будет вести переговоры со мной — Молотов или сам Сталин,— сообщено не было. "Какие странные эти московские нравы!"— подумал я про ========= 1 В этой связи заслуживает внимания сообщение тогдашнего статс-секретаря (министерства иностранных дел) Эрнста фон Вайцзеккера в его "Воспоминаниях" (8. 235): "...я дал согласие на то, чтобы снова, как и в сентябре 1938 г., тайно начали свою акцию братья Кордт в Лондоне. Они намекнули нашим английским друзьям, что Гитлер намеревается обойти их в Москве. В качестве ответа они получили такое же конфиденциальное заверение, что этого не случится: британское правительство никогда не даст Гитлеру шанса опередить его. Это звучало успокаивающе". Кордт дополнительно сообщает в своей книге Nicht aus den Akten" (S. 323): "К нашему ужасу, в противоположность сообщениям Ванситтарта договоренность между Гитлером и Сталиным возникла".— Примеч. нем. изд. /140/ себя. Незадолго до назначенного срока за нами заехал широкоплечий русский полковник (как я слышал, это был начальник личной охраны Сталина!), и вскоре мы уже въезжали в Кремль. По дороге Шуленбург обращал мое внимание на некоторые исторические здания. Затем мы остановились у небольшого подъезда и нас провели вверх по короткой, похожей на башенную лестнице. Когда мы поднялись, один из сотрудников ввел нас в продолговатый кабинет, в конце которого нас стоя ожидал Сталин, рядом с ним стоял Молотов. Шуленбург даже не смог удержать возглас удивления: хотя он находился в Советском Союзе вот уже несколько лет, со Сталиным он еще не говорил никогда. После краткого официального приветствия мы вчетвером — Сталин, Молотов, граф Шуленбург и я — уселись за стол. Кроме нас присутствовал наш переводчик — советник посольства Хильгер, прекрасный знаток русской жизни, и молодой светловолосый русский переводчик Павлов, который явно пользовался особым доверием Сталина. В начале беседы я высказал желание Германии поставить германо-советские отношения на новую основу и прийти к компромиссу наших интересов во всех областях; мы хотим договориться с Россией на самый долгий срок. При этом я сослался на речь Сталина весной [1939 г.], в которой он, по нашему мнению, высказал подобные мысли. Сталин обратился к Молотову и спросил, не хочет ли тот для начала ответить мне. Но Молотов попросил Сталина сделать это самому, так как только он призван сделать это. Затем заговорил Сталин. Кратко, точно, без лишних слов. То, что он говорил, было ясно и недвусмысленно и показывало, как мне казалось, желание компромисса и взаимопонимания с Германией. Сталин использовал характерное выражение: хотя мы многие годы поливали друг друга бочками навозной жижи, это еще не причина для того, чтобы мы не смогли снова поладить друг с другом. Свою речь 10 марта 1939 г. он произнес сознательно, чтобы намекнуть о своем желании взаимопонимания с Германией. Как видно, у нас это поняли правильно. Ответ Сталина был столь позитивен, что после первой принципиальной беседы, в ходе которой мы конкретизировали взаимную готовность к заключению пакта о ненападении, мы сразу же смогли договориться о материальной стороне разграничения наших обоюдных интересов и особенно по вопросу о германо-польском кризисе. На переговорах царила благоприятная атмосфера, хотя русские известны как дипломаты упорные. Были разграничены сферы интересов в странах, лежащих между Германией и Советским Союзом. Финляндия, большая часть Прибалтийских государств, а также Бессарабия были объявлены принадлежащими к советской сфере. На случай возникновения германо-польского конфликта, который в создавшемся положении казался неисключенным, была согласована "демаркационная линия". /141/ Уже в ходе первой части переговоров Сталин заявил, что желает установления определенных сфер интересов. Под "сферой интересов", как известно, понимается, что заинтересованное государство ведет с правительствами принадлежащих к этой сфере стран касающиеся только его самого переговоры, а другое государство заявляет о своей категорической незаинтересованности. При этом Сталин пообещал, что внутреннюю структуру этих государств он затрагивать не хочет. На сталинское требование сфер интересов я, имея в виду Польшу, ответил: поляки становятся все агрессивнее и было бы хорошо на тот случай, если они доведут дело до войны, определить разделительную линию, чтобы германские и русские интересы не столкнулись. Эта демаркационная линия была установлена по течению рек Висла, Сан и Буг. При этом я заверил Сталина, что с германской стороны будет предпринято все, чтобы урегулировать вопрос с Польшей дипломатическо-мирным путем. Соглашения, касающиеся других стран, само собой разумеется, не могут содержаться в договорах, предназначенных для общественности, а потому для этого прибегают к договорам секретным. Секретный договор (имеется в виду дополнительный протокол.— Перев.) был заключен и еще по одной причине: германо-русское соглашение нарушало соглашение между Россией и Польшей, а также договор между Францией и Россией 1936 г., предусматривавшие консультации при заключении ими договоров с другими государствами. Твердость советской дипломатии проявилась в вопросе о Прибалтийских странах, а особенно о порте Либау (Лиепая.— Перев.), на который русские претендовали как на сферу своих интересов. Хотя я и имел неограниченные полномочия для заключения договора, я счел правильным, учитывая значение русских требований, запросить Адольфа Гитлера. Поэтому переговоры были на время прерваны и возобновились в 10 часов вечера, после того как я получил согласие фюрера. Теперь больше никаких трудностей не имелось, и пакт о ненападении, а также секретный дополнительный протокол к нему были парафированы и уже около полуночи подписаны. Затем в том же самом помещении (это был служебный кабинет Молотова) был сервирован небольшой ужин на четыре персоны. В самом начале его произошло неожиданное событие: Сталин встал и произнес короткий тост, в котором сказал об Адольфе Гитлере как о человеке, которого он всегда чрезвычайно почитал. В подчеркнуто дружеских словах Сталин выразил надежду, что подписанные сейчас договоры кладут начало новой фазе германо-советских отношений. Молотов тоже встал и тоже высказался подобным образом. Я ответил нашим русским хозяевам в таких же дружеских выражениях. Таким образом, за немногие часы моего пребывания. /142/ в Москве было достигнуто такое соглашение, о котором я при своём отъезде из Берлина и помыслить не мог и которое наполняло меня теперь величайшими надеждами насчет будущего развития германо-советских отношений. Сталин с первого же момента нашей встречи произвел на меня сильное впечатление: человек необычайного масштаба. Его трезвая, почти сухая, но столь четкая манера выражаться и твердый, но при этом и великодушный стиль ведения переговоров показывали, что свою фамилию он носит по праву. Ход моих переговоров и бесед со Сталиным дал мне ясное представление о силе и власти этого человека, одно мановение руки которого становилось приказом для самой отдаленной деревни, затерянной где-нибудь в необъятных просторах России,— человека, который сумел сплотить двухсотмиллионное население своей империи сильнее, чем какой-либо царь прежде. Заслуживающим упоминания кажется мне небольшой, но характерный эпизод, произошедший в конце этого вечера. Я спросил Сталина, может ли сопровождавший меня личный фотограф фюрера сделать несколько снимков. Сталин согласился, и это был первый случай, когда он разрешил фотографировать в Кремле иностранцу. Когда же Сталин и мы, гости, были сняты с бокалами крымского шампанского в руках, Сталин запротестовал: публикации такого снимка он не желает! По моему требованию фоторепортер вынул пленку из аппарата и передал ее Сталину, но тот отдал ее обратно, заметив при этом: он доверяет нам, что снимок опубликован не будет. Эпизод этот незначителен, но характерен для широкой натуры наших хозяев и для той атмосферы, в которой закончился мол первый визит в Москву. Когда я на следующее утро из окна моей квартиры поглядел через улицу, один из сопровождавших меня обратил мое внимание на нескольких человек, выглядывавших из окна расположенного напротив большого жилого дома — здания английского или французского посольства. То были члены английской и французской военных миссий, которые вот уже длительное время вели в Москве переговоры об англо-франко-советском военном союзе. В процессе наших бесед я, разумеется, спросил Сталина об этих военных миссиях. Он ответил: "С ними вежливо распрощаются". Так оно и произошло. Тем не менее я полагаю, что контакты между западными военными и Москвой после их отъезда все же сохранились. Другой вопрос, заданный мною Сталину, касался того, как совместить наш пакт с русско-французским договором 1936 г. На это Сталин лаконично ответил: "Русские интересы важнее всех других". /143/ Так что в затянувшемся "споре" кто придумал "фальшивый секретный протокол" можно ответить коротко и ясно: Риббентроп (со Сталиным) в августе 1939 г. И на этом ув. "ццсер" посылается в далекую-далекую Ж. Пожелаем ему счастливого пути.
ccsr: Секретный договор (имеется в виду дополнительный протокол.— Перев.) был заключен Я рыдаю, Закорецкий - оказывается ПЕРЕВОДЧИК мемуаров Нюрнбергского заключенного определил существование "дополнительного секретного протокола", хотя сам же пишет что речь шла о Договоре. Ты в своем цирке эту хохму расказывать будешь - может тебе и поверят... Поэтому посылаю тебя с твоими фантазиями в глубокую Ж...
Закорецкий: ccsr пишет: оказывается ПЕРЕВОДЧИК мемуаров Нюрнбергского заключенного определил существование "дополнительного секретного протокола", хотя сам же пишет что речь шла о Договоре. О-о! Находясь в самой глубокой Ж., ув. "цецесер" наконец-то признал, что был подписан не секретный "протокол", а секретный "договор"! И потому оригинал "протокола" не могут до сих пор найти чисто технически - не то искали! Восхитительно! Гениально! Вот о чем можно дофантазироваться, сидя в самой глубокой Ж.! СОВЕТ ДНЯ: ну-ну! Давай, давай, сиди в самой глубокой Ж. и дальше! Видимо, тебе там очень нравится!
ccsr: Закорецкий пишет: наконец-то признал, что был подписан не секретный "протокол", а секретный "договор"! Это переводчик чужих мемуаров признал, а не я. Ты точно с дуба упал, Закорецкий - прямо в Ж...
Закорецкий: Директор Государственного архива РФ Сергей Мироненко о пользе чтения исторических документов 20.04.2015 — Отчего же начало войны оказалось все-таки внезапным для Советской армии? — Министерство обороны рассекретило много документов предвоенного периода. .... Нашей разведке о скоплении войск противника было известно. И о точной дате нападения — 22 июня — сообщали многие агенты: документы по этому поводу рассекречены. Сохранилось в архивах донесение Иосифу Сталину, которое направил ему нарком госбезопасности Всеволод Меркулов. Нарком назвал дату, сославшись на сообщение информатора — нашего агента в штабе люфтваффе. И Сталин собственноручно накладывает резолюцию: "Можете послать ваш источник к *** матери. Это не источник, а дезинформатор". — Такими словами? — Да. Документ рассекречен. Теперь будете считать меня национал-предателем, раз я сказал о Сталине что-то плохое? — Почему Сталин не поверил своей разведке? Доверял пакту о ненападении? — Он просто не мог себе представить, что Германия после поражения в Первой мировой снова решится воевать на два фронта. Так что война, думаю, была внезапной прежде всего для товарища Сталина. Лично для него она стала катастрофой. А когда 28 июня пал Минск, у Сталина наступила полная прострация. — А это откуда известно? — Есть журнал посетителей кремлевского кабинета Сталина, где отмечено, что нет вождя в Кремле день, нет второй, то есть 28 июня. Сталин, как это стало известно из воспоминаний Никиты Хрущева, Анастаса Микояна, а также управляющего делами Совнаркома Чадаева (потом — Государственного комитета обороны), находился на "ближней даче", но связаться с ним было невозможно. Никто не мог понять, что происходит. И тогда ближайшие соратники — Клим Ворошилов, Маленков, Булганин — решаются на совершенно чрезвычайный шаг: ехать на "ближнюю дачу", чего категорически нельзя было делать без вызова "хозяина". Сталина они нашли бледного, подавленного и услышали от него замечательные слова: "Ленин оставил нам великую державу, а мы ее просрали". Он думал, они приехали его арестовывать. Когда понял, что его зовут возглавить борьбу, приободрился. И на следующий день был создан Государственный комитет обороны. ... http://www.kommersant.ru/doc/2712788
Закорецкий: Мироненко пишет: Так что война, думаю, была внезапной прежде всего для товарища Сталина. Так что, все, что делаолсь НКО и ГШ до утра 22.06.1941 г. - это не в связи с немецким нападением - архивная наука наконец-то доказала (не прошло и 75 лет....)
полная версия страницы